Название публикации: Дни войны
Газета: Пермская жизнь
Дата: 04.08.1916.
Номер выпуска: 202.
Страница(ы): 2, 3
Автор: Юрий Строев.
Тематический блок: Первая мировая война.
Тема: Не определена.
Рубрика как указано в источнике: Вне рубрики.
Тип публикации: Художественно-публицистические публикации.
Персоналии: .
Топонимы: .
Ключевые слова: война, художественный рассказ.
Текст публикации
.
Томительно тянулось наше существованіе въ первые унылые дни этого лѣта. Не были тепла. Жаркіе апрѣльскіе дни, когда солнце сверкало съ безоблачнаго неба, смѣнились холоднымъ маемъ.
Два раза шелъ снѣгъ. Везъ конца шли дожди. Цѣлыми недѣлями не было солнечнаго свѣта. Безпрерывно дули вѣтры, низкія тучи неслись надъ головой, безнадежныя въ своемъ упорномъ суровомъ бѣгѣ.
Было холодно и сыро. Долгими часами мы скучали у печки въ низкихъ землянкахъ, валялись на койкахъ, завернувшись въ шинели; на наблюдательныхъ нупкіатъ сидѣли въ бездѣйствіи среди распустившейся въ ходахъ сообщенія и въ убѣжищахъ гливы, видя передъ собой лишь сѣрую дымку дождя, часто не слыша впереди ни одного звука войны.
Въ рѣдкіе дни и часы, когда показывалось солнце и открывалось голубое небо, все кругомъ оживлялось. Вновь рождг- лись зловѣщіе звуки! Свистъ приближающихся снарядовъ, заканчивающійся рѣзкимъ ударомъ, гудѣніе въ вышинѣ мотора аэроилана, вспышки ружейныхъ выстрѣловъ, дробь пулемета, басомъ укающаго у германцевъ, тоньше и быстрѣе строчащаго у насъ…
Потомъ—снова вѣтеръ, тучи и дождь, вода и глина, мертвая пустыня кругомъ.
Къ іюню стало лучше, солнце пришло. Высоко взошла рожь. Ея всходы переливаются всюду; часто рядомъ съ проволочными загражденіями и окопами, еще не вытоптанная, она лоснится такъ странно по-мирному.
Поля зацвѣли бѣлыми и лиловыми цвѣтами. Есть цѣлыя синія площади, очень красивыя издали. Эго высокіе цвѣты, въ видѣ конусообразныхъ высокихъ свѣчекъ…
Ми перебираемся въ палатки. Въ вей- дявшъ уже душно,
Активныхъ операцій на участкѣ нѣтъ. Въ ясные часы дня и ночью идетъ обычная перестрѣлка, то довольно вялая, то разгорающаяся. Но иногда нѣсколько часовъ въ серединѣ дня вдругъ наполняются изуми- ; тельвой тишиной. Солнце сверкаетъ и печетъ. Доносится пѣвіе жаворонка въ воздухѣ. Гдѣ-то далеко, еле слышное тарахтѣніе повозки… Больше ничего. Мы лежимъ йодъ соснами около палатокъ своихъ, мы ни о чемъ не думаемъ, смотримъ въ небо, перебрасываемся лѣнивыми словами, забываемъ о войнѣ, о германцахъ въ 3-хъ верстахъ виереди…
Съ конца мая каждый день приходятъ къ намъ телефонограммы съ извѣстіями о южномъ фронтѣ, о тысячахъ плѣнныхъ. Иногда вечерами гдѣ-то кричатъ «ура».—
А у насъ тихо попрежнему..
* * *
Два телефониста, наблюдатель-фейерверкеръ, и я—вчетверомъ, въ тѣснотѣ, да не обидѣ—сидимъ па нарахъ въ низкой зем лянкѣ на наблюдательномъ пунктѣ. Она сдѣлана на скатѣ лѣсистаго холма, въ 10 шагахъ отъ нея стоитъ паша вышка на большой соснѣ.
Лѣсистый холмъ—цѣлый городокъ. Тутъ 5—6 вышекъ разныхъ артиллерійскихъ частей. Тутъ же землянки наблюдателей и телефонистовъ, есть двѣ землянки живущихъ постоянно на пунктѣ офицеровъ одвой части. Подъ деревьями на открытомъ воздухѣ устроены столики со скамейками вокругъ нихъ—для чаепитія. Всюду тянутся провода разныхъ видовъ и разной голыци- вы. Эго насоленное, но съ виду и издали безмолвное мѣсто находится въ 11/2 Берегахъ отъ нашихъ пѣхотныхъ окононъ, доминируетъ надъ окружающей мѣстностью и даетъ хорошій кругозоръ.
И такъ, мы сидимъ въ своей землянкѣ. Идетъ безконечный дождь. Землянка хорошая, сухая, но сейчасъ находится подъ угрозой маленькаго наводненія. По ступенькамъ пологаго ската, образующаго ходъ въ землянку, накапливается и ручейками стекаетъ вода. Мы лопаткой сдѣлали уже рядъ маленькихъ водсемояъ и загражденій, и вода до насъ не дойдетъ. Желѣзная печурка растоплена сухими дровами, заготовленными еще до дождя. Она неимовѣрно дымитъ, и въ первыя мичуты, когда ее затапливаютъ, дымъ прямо заѣдаетъ глотки и глаза. Но затѣмъ идетъ быстрое «приспособленіе» организма,—и сидѣть можно. На дворѣ собачій холодъ, мерзнутъ руки даже (май мѣсяцъ!), а въ землянкѣ совсѣмъ тепло, хотя входъ въ нее не закрытъ никакою дверью и вѣтру и холоду ничто не возбраняетъ проникать снаружи… Печка пылаетъ, на ией уже булькаетъ огром пый закоптѣлый чайникъ; мы скинули даже шинели. Совсѣмъ хорошо…
Дождь закрылъ весь видимый горизоптъ, вичего не видно съ вышки. Мы спрятали даже трубу Цейса въ футляръ, и вотъ сидимъ уже долго еъ землянкѣ, подъ немолчный шумъ дождя перекидываясь мыслями, тихими и немного меланхоличными.
Молодой телефонистъ-канониръ Кузьма— молчаливый и блѣдный юноша; онъ—призыва «шестнадцатаго года», совсѣмъ мальчикъ на видъ.
На вопросы отвѣчаетъ скупо и медленно, куритъ свернутыя взъ махорки папироски безъ конца, сидя гдѣ-нибудь въ углу и далеко сплевывая сквозь зубы. Есть у него тюбимое занятіе—срисовывать картинки ихъ иллюстрированныхъ журналовъ. Часто ночью онъ бодрствуетъ около трубки телефона; освѣщенная тусклымъ свѣтомъ маленькой коптящей лампы, его худенькая фигура склонена надъ бумагой; заглядывая въ тутъ же лежащее «Солнце Россіи», онъ въ полутьмѣ что-то старательпо вычерчиваетъ огрызкомъ карандаша…
Спитъ всегда оиъ безпокойно, быть его сосѣдомъ на нарахъ—бѣда. Разъ онъ, застонавъ во снѣ, дернулъ ногвй и вовалалъ желѣзную печку. Какъ зайцы, мы веѣ выскочила туда изъ зешшЕКН, мигомъ заполнившейся
клубами дыма…
Кузьма изъ далекой Пермской губерніи, въ городѣ никогда не жилъ; охотнѣе всего отвѣчаетъ на вопросы о деревнѣ своей, о о полѣ, о посѣвахъ, объ урожаяхъ…
Этотъ тусклый и задумчивый мальчикъ, попавшій на войну, и сейчасъ сидитъ въ сторонкѣ, приложивъ трубку телефона къ уху и неподвижно смотря на мокрыя деревья снаружи, на сѣтку дождя.
Второй телефонистъ^ Егоръ—изъ запасныхъ. У него сѣрые глаза, говоритъ отрывисто. Онъ—костромской губерніи, деревня ихъ подъ городомъ, въ ней сажаютъ лишь картошку, хлѣбовъ не сЬють, и съ малолѣтства онъ былъ отданъ на фабрику. Въ послѣдніе годы онъ штукатуръ—и работалъ на столичныхъ посіройкахъ. Это—человѣкъ самостоятельныхъ сужденій, не имѣющій кумировт, съ запасомъ скептицизма и ироніи… На службѣ онъ работаетъ хорошо, потому, что вообще энергичный рабошикъ. Вь командѣ тед’фопистовъ оаъ незамѣнимъ, и начальство эго зваетъ…
Онъ много думаетъ и читаетъ, говоритъ о. войнѣ, о людяхъ па войнѣ, о малыхъ и великихъ; онъ хорошій товарищъ; онъ никогда не ругается (качество чрезвычайно рѣдюе). По у него есть постоянная боль: ревнуетъ жеиу къ плѣнному австрійцу. Трагедія, рожденная въ новомъ бытѣ русской деревни военныхъ дней…
Наблюдатель Семенъ—28-лѣтній мало- росъ съ русыми пушистыми усами, съ веселымъ, мягкимъ взоромъ, всегда спокойный,- всегда въ хорошемъ настроеніи. «Наблюдатель» онъ добросовѣстный—и любитъ эго дѣло. Весь оиъ ясный какой-то, въ немъ не видно тѣхъ рѣзкихъ и суровыхъ пастро- евій, которыя есть у Егора. Да и др, гая обстановка у него тамъ, въ мирной жизни: онъ довольно зажиточпый крестьянинъ, дома, на югѣ—садъ и огороды, осталась тамъ его молодая Хима. Какъ-то въ минуту откровенности онъ разсказалъ мнѣ про свое сватовство и женитьбу. Взялъ онъ въ жены Химу совсѣмъ еще дѣвочкой—и послѣ свадьбы не былъ ей близокъ цѣлый годъ, щадя ея юность и дѣвственность. Разсказывалъ онъ про это удивительно престо. Вообще въ немъ проскальзываетъ дѣйствительное безыскусственное благородство, онъ хорошій человѣкъ…
Только что мы кончили разговоръ на гему, когда война кончится. Егоръ въ скверномъ настроеніи, получилъ письмо изъ деревни: старикъ-отецъ иочему-то уже два мѣсяца пе получаетъ пособія… Сужденія Егора согодвя особенно тверды и рѣзки. Семенъ мягко соглашае ея сь нимъ. Кузьма слушаетъ и молчитъ.
Семенъ беретъ изъ шапки карту иашего района (двухверстку) и заводитъ со мной георгіевскій и топпгрпфаческій разговоръ о мѣстоположеніи на картѣ одной деревни, которую съ пункта мы видимъ «вправо на 0,55. отъ германской батареи». Мы споримъ, води інльцами но картѣ, наклады пая на нее линейку… Вь доказательство своего мнѣнія я напоминаю ему одинь аналогичный гложпый вопросъ, который стоялъ у нашихъ наблюдателей зимою, вл> другомъ районѣ. Мы начинаемъ вспоминать вмѣстѣ старыя мѣста, гдѣ провели вшо зиму и ст которыми съ грустью разстались весною.
Августынгофъ,—вставляетъ Егоръ. Ворча, онъ снимаетъ чайникъ съ печки.
Да, Августингофъ… Бъ мартѣ, послѣ артиллерійскаго огня, у него остались однѣ черныя трубы и нѣсколько | нарушенныхъ стѣнокъ, и земля кругомъ была вс л черная и въ ямахъ отъ тяжелыхъ снарядовъ. Мы видѣли его тогда, какъ на ладони, еъ наблюдательнаго пункта.
Мартовское наступленіе. . Нѣсколько л.ей стояли. Кругомъ сплошной грохотъ и ревъ. Съ сѣраго неба безъ конца сыпалъ снѣгъ. Бъ бѣлой дымкѣ метели почти безостановочно изъ орудій нашей батареи выбрасывались языки пламени и дыѵа—и въ невидимую мглу уходилъ сверлящій звукъ полета страшной силой нущеноаге снаряда. Лици не успѣвали подавать патроны и заряжать. Шелъ ураганный огонь… Даже ночью по внезапной телефонной командѣ съ наблюдательнаго пувкта батарея въ мракѣ
выбрасывала очередные десятка патроновъ. А впереди за рѣкой, на бѣлыхъ поляхъ ползли захолодѣвшіе люди, работалъ безпокойный пулеметъ; нервно трещали винтовки, визжала и пѣла германская шрапнель… По ночамъ—съ наблюдательнаго пункта можно было видѣть феерическую картину: на глубокомъ черномъ фонѣ без- звѣздной мартовской ночи поднимались живые огни: красныя, зеленыя и бѣлыя ракеты; и изъ мрака, точно прибой, довозился рокотъ, глухія волны разнообразныхъ звуковъ, тяделое дыханіе ночного боя… Па вышкѣ дулъ сырой, темный вѣтеръ, шевеля вѣтками сосны; въ лѣсу стояла тишина, н только тамъ, впереди, казалось, клокотала невидимая неимовѣрно—напряженная жизнь тысячъ людей.
Бъ эги дни па маленькую станцію желѣзной дороги привозили перевязанныхъ людей; легко раненые брели сами, опираясь па шінтовку съ до-черна запачканными руками и лицами, въ шинеляхъ, покрытыхъ, до верху замерзшей грязью. Ночью уходили поѣзда… Прошли эги дни, все стихло. Началъ таять снѣгъ, вздымалась бурная рѣка, текли въ лѣсахъ ручьи, обнаженная прошлогодняя храпа высыхала на солнцѣ…
Такь вспомі наемъ мы мартовскіе дни. Но вотъ дождь какъ будто стихаетъ. Мы пьемъ чай. Вь «дверяхъ» землянки появляется фигура. Эго—нашъ сосѣдушка, наблюдатель одпой батареи крупнаго калибра. Онъ уже иолгода живетъ безсмѣнно на наблюдательномъ пунктѣ, куда присылаютъ ему сало, крупу, капусту… Съ телефонистомъ онъ живетъ собственнымъ хозяйствомъ. Знаетъ онъ всю мѣстность кругомъ, какъ свои мять пальцевъ. Ему не нужно нодииматься на вышку, чтобы безошибочно но одному звуку опредѣлить, откуда н какъ стрѣляетъ германская батарея. Эго—худой, рыжій человѣкъ сь блестящими глазами, цодвиясной, разговорчивый, большой юмористъ. Пришелъ онъ къ ніім’іі чай іііііь. Онъ берегъ кружчу, м* дцтея и, обжигаясь чаемъ, весело говоритъ: — Въ окоаахъ у кладбища нѣмцы печь вопили. Кофе варятъ. Новый юртъ кофе, «усвый запахъ! Развѣ ие п >чуяла?
Гемевъ хохочетъ. <0-то взеэлыіі»!
Дождь прешелъ. Можно ставить трубу. ‘*одѣваю шнвель, выхожу изъ землянки и Ц
Н вышку.
• • ” ч. * * *
Ьвьскій день. Жарко. Мы съ Семеномъ ,(<і верхомъ. Намъ поручено выбрать ^о дм новаго наблюдательнаго пункта.
(высоко въ воздухѣ снова всплываютъ “ІЦе дымки шрапнелей, обстрѣливается ІЮвскій аэропланъ. Онъ уже новернулъ
I быстро уходитъ.
№ ѣдемъ рысью печальной дорогой
II вощинами, то пригорками. Проѣзжаемъ ‘^небольшого болотца. Германцы, п- “іввому, ошибочно опредѣливъ расиоло- !вІе одной изъ русскихъ батарей, забро- 11 зго пустое мѣсто шестидюймовыми сна- ‘Мвй: на зеленой поверхности болотца ,Г’ТІ черныя ямы,’ наполненныя водой. “Другъ, черезъ дорогу проскакиваетъ
Семенъ выражаетъ крайнее нгдо- (ГЪСТВ0 по поводу этой «примѣты». Но… ІТЬ нужно.
приближаемся къ району передовыхъ •човт. Оставляемъ лошадей въ низинѣ горкой сч, третьимъ нашимъ ііопутчн- ^’Развѣдчикомъ. Сами идемъ пѣшкомі. ІЧі. Памъ нужно опредѣлить круто 1С1 высотъ у деревни N., гдѣ нахо- К8въ разъ опорный пунктъ нашего 1°Тваго расположенія. Подходя къ холму ТЦла> мы скоро вступаемъ въ ходъ і(1″”!іііяі вырытый въ ростъ человѣка, іі, ’^А^тт, со горѣ къ ея вершинѣ и да- , Кі“ Среднему склону. Глина и вода :|) .колодку. Прыгая черезъ особенно «га!”11 И ,лУб°кія лужи, мы кое-какъ нод- і4)(Иг’я впередъ среди сырыхъ глиняныхт ‘вг ІпДа, не высохшаго еще послѣ но 11 Дождей. Ходъ сообщенія, нако- ц ’ “рввогитъ насъ къ блиндажу, расію ^ ва самой высокой точкѣ холма. ,> “Гадательный пунктъ одвой изъ ба 1 1 Разбитый германскимъ снарядомъ и
теперь временно оставленный. Здѣсь убило человѣка. Мы осторожно входимъ въ блиндажъ. Кругомъ развороченныя бревна, комья осыпавшейся земли. Еще ничего ие убрано. Лежитъ окровавленпая шинель, одинъ сасогь, разорванная фуражка. На шинели забытой лежитъ книжка въ голубой оберткѣ, читаю заглавіе: «Гюи-де-Мо- пасааь»… Картина не пріятная. Но ничего не подѣлаешь. Памъ нужно вылѣзти наружу, чтобы хорошепько осмотрѣть видимый горизонтъ. Вылѣзаемъ черезъ развороченную амбразуру, немного рискуя этимъ: мѣсто открытое—и германскіе окояы близко. Мы смотримъ въ бинокли. Все проходитъ благополучно. Идемъ назадъ другимъ ходомъ сообщенія, чтобы избѣжать грязи. Случайно попадаемъ не туда, повернувъ въ окопы. Гота занимаетъ длинный участокъ. У бойницы стоятъ рѣдкіе дежурные: другіе люди сидятъ въ укрытіяхъ. Когда мы проходимъ, два пожилыхъ солдата, сидя на ступенькѣ въ ставнѣ окопа, пишутъ письма. Мы заглядываемъ въ бойницы. Нѣмецкіе окопы здѣсь въ 1000 шагахъ. Ихъ желтая линія видна ва опушкѣ лѣса, впереди—ряды проволоки. Въ одномъ мѣстѣ изъ германскаго окопа мирно подымается дыккь. Ни одного выстрѣла..
Мы наконецъ добираемся до своихъ лошадей.
Садимся и ѣдемь еще на одну горку по близости.
Черезъ дна часа мы возвращаемся домой, на батарею. Я напоминаю Семену про ЗЕЙД&
‘ —Разъ на разъ не приходится,-—говоритъ онъ, улыбаясь.
Необыкновенно тихая мочь. Съ другомь своимъ, своимъ сослуживцамъ, я ѣду но бричкѣ. Мы возращаемія изъ города, ѣхать намъ верстъ 12. Несмотря на бли- зпеіь позицій, жизчь въ городѣ Довольно мирная. Сегодня мы были днемъ съ мага- -шітъ а вечеромъ , посѣтила кинематог н іі)ь Послѣ своеобразной жизни нашей въ земляішъ мы сь наслажденіемъ послушали грустную скрипку провинціальнаго оркесгрика и посмотрѣли «драму». Право, мы даже растрогалісь, какъ дѣти, и чув ствовали себя немного глупо.
Идемъ мы тик’. Незачѣмъ тгр шиться, иа небѣ несутся легкія тучи, среди нихъ мерцаютъ блѣдныя звѣзды. Безмолвно на дорогѣ. Мы проѣзжаемъ мимо какихъ-то темныхъ домовъ, съ маленькимъ садомъ. Тявкнула собака.
Впереди и слѣва, соотвѣтственно линіи фронта, медлонім юдымаются далекіе бѣлые огап ракетъ, горятъ въ воздухѣ, какъ фантастическіе фонари, и затѣмъ плавно опускаются къ землѣ. Вь зрѣлищѣ этихъ бѣлыхъ, бѣлыхъ звѣздъ, безмолвно рождающихся за чернымъ краемъ ночной земли, есть что-то тревожащее и грустное…
Мы настроены минорно Мы говоримъ о разпыхъ людяхъ, приведенныхъ отовсюду сюда па войну, о душѣ ихъ и объ ихъ судьбахъ, о многомъ любопытномъ и странномъ, что таитъ въ себѣ огромна и мві- голикоз явленіе—война…
Слышится шумъ впереди. Онъ приближается. іідетъ колонна пѣхоты. Шорохъ шаговъ, лязгъ, тяжелое дыханіе. Подъ покровомъ ночи совершаются передвиженія.
Мы подъѣзжаемъ къ переѣзду желѣзной дороги. У будки сложены доски, бревна, проволока. Копошатся какіе-то силуэты. Ровная полоса рельсъ уходитъ вдаль. Мы ѣдемъ дальше. Въ тишинѣ вдругъ рождается звукъ удара—и тянется жужжащій свистъ. Эго выстрѣль какой-то нашей ба гарей впереди. Полетѣлъ снарядъ куда-то вдаль къ «виві» .. Звѣзды поврежнему мерцаютъ въ небесахъ. Въ травѣ пискнула невидимая птичка.
Мы на мѣстѣ. Слѣзаемъ съ брачки, идемъ но заснувшей батореѣ. Темные ‘силуэты укрытій для орудій, блиндажей, палатокъ, деревьевъ… Только въ землянкѣ телефонистовъ свѣтъ—и тѣнь дежурнаго, сидящаго у трубки.
Мы слышимъ, проходя мимо, два гудка, данныхъ телефономъ, и затѣмъ голосъ:
_ Наблюдательный! Наолюдателный…
Повѣрка-.. (К. М ) Юрій Строевъ
Просмотр номера, в котором размещена публикация
PDF-версия создана в Лаборатории исторической и политической информатики ПГНИУ на основе оригинала, хранящегося в ГУК “Пермский краевой музей”, в рамках проекта РГНФ № 14-11-59003