Название публикации: Среди смертников
Газета: Наш Урал
Дата: 24.11.1918.
Номер выпуска: 7.
Страница(ы): 4, 5
Автор: не указан.
Тематический блок: Гражданская война.
Тема: Становление советского государства и отделение территорий, Причина, военные события, этапы и итоги Гражданской войны.
Рубрика как указано в источнике: Вне рубрики.
Тип публикации: Художественно-публицистические публикации.
Персоналии: отсутсвуют.
Топонимы: Россия.
Ключевые слова: большевики, расстрел.
Текст публикации
Среди смертниковъ.
Въ моихъ скитаніяхъ по этапнымъ тюрьмамъ въ 1900 году я неоднократно наталкивался на «смертниковъ»—людей или ожидающихь смертнаго приговора, или бывшихъ ужо приговоренными къ смертной казни, но помилованныхъ и идущихъ на каторгу. И всегда меня поражало спокойствіе, а иногда и величіе духа этихъ смертниковъ. Было у нихъ
яркое воспоминаніе о своемъ прошломъ, которое совершенно затмевало настоящее, сдѣлало это настоищее логическимъ, чуть ли не должнымъ выводомъ.
Когда меня арестовали большевики, я сразу
почувствовалъ себя смертникомъ, но это не стояло ни въ какой связи съ моими “заслугами”. Я знаю, что надо было принести нѣсколько человѣческихъ жертвъ во славу
Ленина, надо было осуществить массовый терроръ; стыдно было нашему захолустью отстать отъ всѣхъ городовъ и но раскрыть у себя хоть какого ни на есть заговора противъ совѣтской власти. А тутъ, какъ на
зло, всѣ покорно и безропотно гнутъ <неразборчиво> передъ большевистскимъ кулакомъ; купцы платятъ, интеллигенція только робко порошептываются, коротая время за “пулькой”, а партійныхъ антибольшевистскихъ организацій не существуетъ ни въ явномъ, ни въ скрытомъ состояніи.
При такомъ неблагопріятномъ положеніи вещей
приходится хватать первыхъ попавшихъ подъ руку обывателей и согласно программѣ казнить нхъ. Вотъ почему каждый арестованный ждалъ неминуемаго закланія и только мѣстная буржуазія была въ привилегированномъ положеніи н позволяла себѣ гадать на тему, сколько тысячь сдернутъ за освобожденiею.
Съ большимъ интересомъ я вдаль встрѣчи со смертниками большевистскаго режима, я заранѣе зналъ, что ничего общаго со смертнииками самодержавнаго режима не найду.
Населеніе «политической» тюрьмы оказалось пестрое. Преобладаютъ купцы и бывшее офпцерсгво. Среди ннхъ вкраплены желѣзнодорожные служащіе, безпартійная интеллигенція и числящіеся по большевистскимъ синодикамъ «контръ-революціонорами»— правые
с.-р. и меньшивики с.-д. Вспоминаются блаженныя времена, когда “политики” не тюрьмахъ были спаяны между собой общностью судьбы, настрониія, сознаніемъ своей „ вины “, которая составляла смыслъ ихь жизни.
Теперь всѣхъ угнетаетъ безсмысленность своего положенія, своей судьбы. Разнородный составъ создаетъ взаимную отчужденность. Купечество злорадствуетъ по адресу интеллигенціи, ехидно напоминая о „свободныхъ гражданахъ въ свободномъ государствѣ”, о неприкосновенности личности и т, д. Интеллигенція виновато молчитъ пли слабо огрызается. Ни у кого нѣтъ ни желанія, ни настроенія спорить, переубѣждать кого бы тамъ не было; вѣдь растрѣлввить всѣхъ вмѣстѣ будутъ.
Это соображеніе, въ концѣ концовъ, будетъ верхъ надъ всѣмъ остальнымъ, и съ приближеніемъ ночи возможная близость рокового смертнаго часа объединяетъ всѣхъ.
Вь камерѣ водворяется жуть, и напрасны всѣ
попытки заглушить ту жуть сальнымъ анекдотомъ, шумными выходками и т. п. средствами.
Когда шумъ тюрьмы и обычный шумъ улицы затихаетъ, начинается прислущиваніе къ шорохамъ. Камера выходятъ ва улицу, и ся крайнее окно примыкаетъ къ тюремнымъ порогамъ. Когда палачи ночью пріезжають за
своимп жертвами, камера объ этомь узнаетъ еще до появленія ихь въ тюрьмѣ. Подъѣзжаютъ толѣги-нерѣдко со звономъ бубенчиковъ, слышится переругиваніе красноармейцевъ, при каждомъ звукѣ проѣзжающей въ отделенія телѣги, при каждомъ случайномъ звяканія
ключей у Дремлющаго надзирателя, всѣ вскакиваютъ съ наръ и, затаивъ дыханіе, прислушиваются. Тслѣга проѣзжаетъ мимо, кое кто крестится, бормочетъ молитву и <неразборчиво>тяжелымъ сномъ до слѣдующей тревоги.
Вь первыхъ числахъ октября въ тюрьмѣ, стало извѣстно, что красные оставляютъ городъ я будутъ ликвидировать тюрьму. Всѣмъ уголовнымъ было предложено записаться въ красную армію, за что имь даровалась амнистія, О судьбѣ „политическихъ” ничего опредѣленнаго не было извѣстно.
Въ день, когда авакуація города закончилась, въ тюрьмѣ съ утра началась какай то таинственная перестановка. Сортировали арестованныхъ, переводили ихъ ихъ камеры въ камеру. Услужливые надзиратели шепотомъ разъясняли, чго обреченныхъ на разстрѣлъ отдѣлаютъ отъ тѣхъ, кого намѣрены увезти въ качествѣ заложниковъ.
Но какая камера подвергнется какой именно участи— надзаратели тоже не знали н всѣ считали себя обреченными.
Угнетенное состояніе еще усиливается, когда во время переселеній въ нашу камеру попадаетъ <неразборчиво> комиссаръ Ж. Фигура знакомая всему населенію тюрьмы. Купцы “рецидивисты” помнятъ, какъ при первой
вспышкѣ крестьянскихъ волненій въ уѣздѣ онь вывелъ 15 человѣкъ на тюремпный дворъ и обѣщалъ ихъ собственноручно застрѣлить, если они не найдутъ путей остановить это движеніе. Палачъ – любитель, онъ цинично
хвасталъ своей „работой” въ этой области. Городъ его знаетъ какъ слѣдователя, комиссара тюрьмы, продовольствія, начальника штаба
и пр. пр. Въ свое время онъ побывалъ па каторгѣ—по его словахъ за „максимализмъ”,
а по словамъ даже близкихь его товарищей — за уголовщину.
Ж. сь <неразборчиво> говорить, что его ночью
растрѣливаютъ, но въ немъ чуютъ власть и
силу. Всѣ передъ нимъ прячутся своимя мыслями
и чувствами, а часть подленько заискиваетъ.
Чутье не обмануло. Ж. вывели ночью вмѣстѣ съ другими жертвами, но ему вручили вивтонку и он растрѣливалъ другихъ, а самъ быль возстановленъ во всѣхъ своихъ правахъ и чинахъ.
Наступаетъ вечеръ. Потрясеніи послѣдчаго дня давели многихъ до нервнаго изномженія. Никто не думаетъ раздаваться и лечь. Кой у кого является мысль о необходимости подготовиться къ смерти. Купецъ Ю. долго, сосредоточно молится. Обливаясь слезами, онъ
падаетъ на колѣни передъ своим соседомь и проситъ прощенія, молитвы за его грѣшную душу.
Такъ онъ обходить всю камеру, передъ всѣми <неразборчиво> кланяется, со всѣми прощается, цѣлуется. Это подготовленіе къ смерти застало всѣхъ врасплохъ. Присутствіе смерти начинаетъ буквально ощущаться. Торжественность минуты переживается одинаково всѣми. Вѣрующіе купцы и интеллигенты — скептики съ
одинаковымъ чувствомъ принимають это предсмертное лобызаиіе. Въ сторонѣ отъ всѣхъ-лишь комиссаръ Ж.
Послѣ этой встряски нѣкоторые какъ будто успокаиваются. Кое-кто валится на нары. часы опять тянуться мучительно медленно. Въ часъ ночи знакомые тревожные звуки поднимаютъ всѣхъ на ноги. Въ камеру входитъ старшiй надзиратель и красноармеецъ со спискомъ въ рукахъ. Чтенiе фамилIй по списку продолжается долго. Красноармеецъ малограмотный и едыв разбирается въ написанном. Вниманiе почти цѣликомъ приковывается къ этой мелочи является какое-то <неразборчиво> любопытство, произнесетъ ли красноармеецъ твою фамилiю и какъ онъ се <неразборчиво>.
Изъ нашей камеры въ спискѣ оказалось трое: прапорщик К., комиссаръ Ж., и купецъ В.
Приказавъ имъ приготовиться, начальство уходитъ въ слѣдующую камеру.
Ж. и К. пишутъ записки своимъ близкимъ В. растерянно смотритъ по сторонамъ и безсвязно бормочитъ что то о семьѣ, проситъ не оставлять ее. Окруженный своими друзьми онъ становится передъ иконой и вмѣст они долго, проникновенно молятся. А потомъ послѣднее прощенiе съ земными поклонами, <неразборчиво> растярянными словами. Все это прерывается красноармейцемъ, который приглашаетъ “выходить”. Въ коридорѣ ждутъ еще восемь чѣловекъ осужденныхъ; всѣ они спускаются съ лѣстницы тихо, безропотно. шумъ постепенно замираетъ. Изъ нижнаго этажа, изъ камеры, гдѣ содержаться женщины рѣзко раздается одинакiй, заглушенный истерическiй крикъ въ столбникѣ стоятъ неподвижно и напрягая слухъ, не вернутся ли еще за кѣмъ нибудь.
Постепенно оживаютъ, кое-кто облегченно вздыхаетъ; проявляется чувство животной радочти, что наща сiя пока миновала.
А душу <неразборчиво> тяжелое сознание ненужности, безсмысленности совершающегося. Б.
Просмотр номера, в котором размещена публикация
PDF-версия создана в Лаборатории исторической и политической информатики ПГНИУ на основе оригинала, хранящегося в ГУК “Пермский краевой музей”, в рамках проекта РГНФ № 14-11-59003